Из досье «Игрока»/ ЗОНИН Герман Семенович
Родился 9 сентября 1926 года в Казани. Мастер спорта СССР. Заслуженный тренер СССР (1990), РСФСР (1980), Украинской ССР (1966). Заслуженный работник физической культуры России. Почетный гражданин Луганщины. Окончил ГДО ИФ имени П.Ф.Лесгафта (1956). Кандидат педагогических наук. Член КПСС. Член технического комитета УЕФА. Участник ВОв. Младший лейтенант медицинской службы. Выступал за команды: «Динамо» (Казань), «Спартак» (Казань), «Спартак» (Воронеж) (1948), «Трудовые резервы» (Ленинград). Тренировал: «Трудовые резервы», «Труд» (Воронеж) (1960-61), «Заря», «Зенит», СКА (Ростов-на-Дону), «Динамо» (Тбилиси). Инспектор первого и высшего дивизионов. Старший тренер сборной СССР (1972). Старший тренер сборной Бирмы (1965-67). Бронзовый призер Олимпиады -72 в Мюнхене. Победитель Азиатских игр (1966). Чемпион СССР (1972). Умер 26 ноября 2021 года в Санкт-Петербурге.
…В своей жизни он больше всего любил футбол. Нет, простите, на первом месте в его сердце была все-таки жена, с которой он прожил без малого 60 лет. Она – расследовала криминальный мир Санкт-Петербурга. Он – во всех нюансах исследовал тайны планеты «Футбол».
26 ноября не стало Германа Семеновича Зонина. Тренера и Человека с большой буквы, больше которой не бывает. До последнего дня он любил жизнь, которою жил. И никогда не позволял напрягать себя теми проблемами, которые вдруг (или не вдруг?) в его жизни возникали.
Сегодня мы вместе вспомним Германа Семеновича. Частично помогли мне в этом журналист Александр Гудков и легенда воронежского футбола, президент МОА «Черноземье», судья всесоюзной категории Рудольф Александрович Ходеев.
Зонин – наше все
Это не мой вердикт, а мнение Ходеева, которому довелось в свое время играть и тренироваться под руководством Германа Семеновича. Но об этом – чуть позже. Начать хочу с того, как мне 20-летнему пацану, довелось в свое время познакомиться с мэтром. Встретил он меня дома, опираясь на бадик, но с улыбкой.
— Я думал, вы памятник пришли посмотреть на месте дуэли Пушкина, да заблудились. Не понимаю я Александра Сергеевича. Первым не мог выстрелить?!
Оптимизму этого человека уже в летах можно было только позавидовать. Я даже спросить ни о чем не успел, как он:
— Радоваться надо каждому дню. Проснулся, посмотрел в зеркало: «А я еще жив!»
Он действительно жил, не оглядываясь, и радовался дню сегодняшнему. На вопрос о секрете своего долголетия отвечал, опять же, смеясь:
— Андрюша (именно так он решил меня называть), никакого секрета нет. 40 минут утренней зарядки – это не обсуждается. Раньше любил бегать. Но сейчас ноги совсем больные. Всех операций даже не упомнишь. Помню, одну даже Садырин оплатил. Он у меня в «Зените» капитаном команды был.
Был, да сплыл. Выгнал его Герман Семенович из команды с треском. Хотя….
— Не выгонял я его. Просто культурно уговорил уйти. Пашка был тихоход, все в центре поля проигрывал. А вот до него я действительно отчислил из команды пять человек во главе с Вьюном. Стоило мне уехать на совещание в УЕФА, эти «клоуны» две игры продали. Не место таким в футболе.
Принципиальностью Зонина многие восхищались. Многих она бесила. Даже Брежнева. Посмотрев как-то матч «Зенита» и «Торпедо», который завершился нулевой ничьей, генсек первому секретарю Ленинградского обкома КПСС Романову записку: Смотрел два тайма матча «Зенита» с «Торпедо». Ни одного гола. Пригласите своего тренера, подарите ему мяч – чтоб мы его почаще видели в воротах». Пригласил и подарил. Этот мяч в день нашей встречи – с автографом Романова и других влиятельных лиц – гордо лежал на шкафу Германа Семеновича.
Если друг – он не будет вдруг
Удивительное дело – человек с очень непростым характером умудрился сдружиться с людьми… с очень непростым характером. Среди его друзей была, например, чета Никулиных. Отец Юрия Владимировича всей душой болел за «Зарю» и день ото дня в том далеком 1972 просил своего Юру передать Герману: «Пусть он нашу «Зорьку» повыше поднимет». Поднял в итоге до золотых медалей чемпионата СССР. Восхищался Герман Семенович преданностью футболу со стороны Кирилла Лаврова и Михаила Боярского:
— Больные, в хорошем смысле слова, на футбол люди. Один (Боярский) со сломанной ногой пытается подняться на трибуну. Другой, стоит и смеется, когда у меня собирают автографы, а его вроде как никто не замечает. «Это же Лавров, — кричу я.- Вот у кого надо брать автографы». Нет, блин, осаждают меня.
Он всегда был человеком-другом. Даже для Садырина, который стал инициатором «подставы» для молодого тренера в «Зените». Капитан – гнилое письмо в спорткомитет (поклеп на тренера). А потом – поступление Садырина в Высшую школу тренов, куда необходима характеристика опять же от тренера. Садырин схватился за голову – не напишет! А Зонин написал такую, что «стукача» приняли без экзаменов.
Он умел дружить всегда и со всеми. Но при этом никогда не позволял делать из себя «клоуна Геру». Даже до рукоприкладства порой доходил или ссылал своих подопечных в места не столь отдаленные. Когда речь доходила до безудержного пьянства. Зонин называл таких ребят «керосинщиками». Первым из них оказался Заваров, получивший папкой по лбу. Вторым стал Гамула, которого Зонин от правил на 15 суток в СИЗО с шинелью на два размера больше и с сапогами на три размера…Чтобы он, зараза, с портянками каждое утро мучился. На вопрос, а почему же Заварова во след не отправил, Зонин, опять же улыбаясь, ответил:
— Чтобы они там на пару не спились.
Были и другие «друзья», по поводу которых наш сегодняшний герой только удивлялся.
— Был Морозов, который только и жил тем, чтобы убрать меня из «Зенита» и занять мое место. Дня не мог прожить без бутылки спирта. Приходит на работу – руки трясутся, двух слов связать не может. Говорю ему, мол, что же ты с собой делаешь? А у него одна идефикс была – меня убрать из «Зенита». Все никак не получалось – вот он и «бухал» с горя.
Вся жизнь – судьба
Наверное, это банальное выражение к Герману Семеновичу подходит как нельзя кстати. Даже имя его в переводе с греческого: «настоящий», «искренний», «подлинный». Такой он и был. И еще судьба его долгие годы по-настоящему хранила. Во время войны винтом самолета ему раздробило руку. Хотели отнять – не позволил. Оказался в госпитале где, как-то вдруг, милая женщина обучила его азам зубного техника. В жизни и это пригодилось.
— Смотри, напротив дома стоит зубная поликлиника. Так я там уже не один год что-то бесплатно мастерю.
Он трижды попадал в лихие автомобильные аварии – пронесло. На него дважды покушались – без результата. Он любил жизнь, и она его любила. И все-таки, все-таки, все-таки… Все проблемы начались в Бирме, со сборной которой его направила работать всемогущая партия и всерешающий союзный Спорткомитет. Три года «бирмской ссылки» не прошли бесследно. Круглосуточная духота, падающие с деревьев обезьяны и невоспринимаемая организмом еда дали о себе знать. Развившийся в течение трех лет авитаминоз привел к тому, что речь зашла об ампутации руки. Опять же обошлось. Но из Бирмы Зонин быстренько уехал. К восточной кухне он привыкнуть за эти годы не смог, а вот выиграть со сборной страны Азиатские игры получилось. Честь ему за это и хвала.
Но дальше все стало хуже. Германа Семеновича вдруг «накрыл» инфаркт, потом – инсульт. Поняв, что нервная тренерская работа может привести к летальному исходу, он вернулся к преподавательской деятельности в институте имени Лесгафта. Но футбол – а куда от него денешься – манил.
Правда, был эпизод, когда именно футбол чуть было его не приговорил. На тренировке в тбилисском «Динамо» Арзиани неловко ударил по мокрому от дождя мячу. Зонин в это время наклонился и получил удар в висок. Очухался только в больнице с сотрясением мозга и разрывом барабанной перепонки. Три в коме провел. Даже, по его словам, где-то в темном коридоре со светом в конце тоннеля побывал.
В футбол играют настоящие мужчины
Вернемся в Воронеж, куда совсем молодой Герман Зонин попал в далеком 1948 году. Война едва закончилась, бедный разрушенный фашистами Воронеж – мама не горюй.
— Это был кошмар мало-мальски похожий на город. Меня поселили в гостинице «Воронеж», что была напротив обкома ВКП(б). Мы жили в комфортных номерах, а воронежцы, чьи дома к тому времени еще не успели восстановить, ютились в подвалах. Играть плохо в такой ситуации было просто неприлично. В то время на «Динамо» собиралось народа – полный стадион. А попал я сюда во многом случайно. На финальный турнир Кубка ЦС ДСО «Спартак» приехал тренер воронежской команды Григорий Иванович Архангельский. Он хорошо знал моего дядю, с которым еще в 20-е годы играл в Ленинграде. Я тогда выступал за казанский «Спартак». Григорий Иванович уговорил перебраться в воронежский. В Воронеже мне вручили девятый номер, который тогда давали центральному нападающему. Среди партнеров по команде были ребята, позже засветившиеся в классе «А»: Толик Порхунов, Коля Денисов. Хорошие были времена. Помню, как мы обыграли коломенский «Дзержинец». Второй гол, победный, забил я прыжком через себя. Жаль, что Архангельский вскоре покинул команду. Вслед за ним ушел и я.
Ушел, как оказалось, чтобы вернуться. Правда, в ином качестве. Герман Семенович из-за травмы очень рано завершил карьеру игрока и стал молодым тренером. В Воронеж он приехал всего-то в 34 года. Некоторые футболисты того «Труда» были старше.
— Началось все с пульки в Грозном в 1959 году, — вспоминает Зонин. – Я тренировал ленинградские «Трудовые резервы». Мы тогда обыграли «Труд», хотя воронежскому клубу явно симпатизировала федерация футбола РСФСР. Старшим тренером у них тогда был Костылев – хороший специалист и со связями в Москве. После той игры ко мне подошел председатель профкома воронежского авиазавода, предложил подумать над предложением возглавить «Труд». После расформирования «Трудовых резервов» я должен был принять ленинградское «Динамо». Но футбольные власти порекомендовали ехать в Воронеж. Мол, «Труду» нужно выходить в класс «А», а с командой, у которой есть цель, работать интереснее. Ехал сюда с мыслями остаться здесь навсегда, но… Произошел конфликт с первым секретарем обкома КПСС, и я стал персоной нон-грата. Из квартиры, которую мне предоставили по приезду в новом доме на улице 25-го Октября (бывший военторг), меня в пожарном порядке выставили. В нее заселился сын первого секретаря липецкого обкома КПСС Жукова. Да так скоро, что я даже мебель не успел вывезти. И все-таки Воронеж я вспоминаю с удовольствием. В вашем городе у меня осталось много друзей и частичка моего сердца.
Ученик об учителе
На мою просьбу рассказать несколько слов о Зонине Рудольф Александрович Ходеев охотно откликнулся. «Не человек был – Человечище!» Это была первая фраза, которую он произнес при нашей встрече.
— Это был человек, который умел сочувствовать, сопереживать, бороться за правду. Он был бесконечно предан футболу. Себя не щадил, но и другим спуску не давал. Отдавал себя футболу на все сто процентов. Он, несмотря на молодость, был тренером от Бога. Не случайно ворошиловградскую «Зарю» привел к золотым медалям чемпионата СССР, а много буквально из пропасти вытащил умирающее было тбилисское «Динамо». Я уже про «Труд» не говорю. Уверен, никто не принес столько пользы для воронежской команды, не вложил в нее столько души и сердца, сколько Герман Семенович. Да, были те, кого его требовательность не совсем устраивала. Даже письма некоторые писали. Грязные и лживые. Имен называть не хочу. Тем паче, что этих людей уже нет в живых. Я ему верил и всегда готов был за ним идти. Хотя и разница в возрасте между нами была совсем небольшая. Но преданность футболу и доскональное знание своего дела помогали ему во всех жизненных ситуациях. Можно сказать, что мы с ним даже стали друзьями. Причем, на многие годы. Мне доводилось частенько бывать в Ленинграде по судейским и инспекторским делам. Так Герман Семенович, который не пропускал ни одного матча, через всю трибуну, завидев меня, кричал: «Это мой сынок, мой ученик! Рудик, иди я тебя обниму и расцелую!»
«Я иду не по нашей земле»…
Напоследок Герман Семенович рассказал мне забавную историю о своем «эстрадном» прошлом:
— Приехал я со сборной Бирмы на международный турнир в Малайзию. Организаторы устроили шикарный прием. Играл джаз. Каждого тренера приглашали на сцену, чтобы исполнить песню. Дошла очередь и до меня. Поднимаюсь на сцену и думаю: «Что же спеть?». Остановился на Петре Лещенко.
«Я иду не по нашей земле,
Просыпается серое утро.
Вспоминаешь ли ты обо мне,
Дорогая моя, златокудрая?»
Так спел, что на бис вызывали…
Андрей ЛЕПЕНДИН.